Беседа со священником – режиссером – штангистом в одном лице, но, слава Богу, не один, борется с негативными зависимостями и делится опытом работы с наркозависимыми в реабилитационном центре и в кино.
Сегодня я беседую с протоиереем, настоятелем новосибирского собора во имя святого благоверного князя Александра Невского, Александром Новопашиным. Отец Александр, духовный руководитель епархиального реабилитационного центра для наркозависимых, а также создатель трех фильмов, два из них на тему наркомании. Темой этой в епархии занимаются более десяти лет. А как не заниматься? Конечно, священник в народ ходить не обязан, это к нему должны приходить, отсюда и слово – «приход», но что делать, если у доброй части потенциальной паствы слово «приход» понимается, в основном, в том смысле, что «торкнуло» и кайфово стало. Такие сами не придут. Они, кроме как за дозой, никуда уже не ходят, и жизнь их катится прямиком в тупик. Но не нужно спешить их хоронить, их можно попытаться спасти, показать такое место, где пытаются построить новую жизнь, осмысленную, не-зависимую. А там уж как Бог даст – право выбора есть у каждого, этим мы и отличаемся от животных.
К нашей беседе в приходском здании на территории собора Александра Невского в кабинете отца Александра к нам присоединяются его «правые руки» — хорошо, когда их три – молодые люди, за спинами у которых непростой жизненный опыт, который они используют в своей работе. Сейчас все они живут последним проектом, только что вышедшим художественным фильмом «Меня это не касается»; он сразу вызвал огромный интерес со стороны общественности и был заявлен сразу на 9 российских и международных фестивалях. Я вхожу, когда все трое обсуждают, что ответили из Стокгольма по поводу фильма.
— Представите ребят?
Отец Александр: Это Андрей Геннадьевич Цыплаков, помощник настоятеля, руководитель отдела профилактики негативных зависимостей. А это Артур Гришкевич — автор идеи, так сказать, креативный директор фильма «Меня это не касается». Вот получил недавно российское гражданство, вернулся из Америки. Андрей снимался в фильме.
— Что-то я вас не помню.
Отец А. — А он в баре ворует стопку водки у пьяного, спящего на столике. Он ее выпивает и торопливо исчезает.
Андрей – Я там такого шныря сыграл. Надо было разбавить сюжетную линию, и батюшка на ходу придумал такой эпизод, даже не надо было лицо светить, потому что я уже участвовал у батюшки в другом фильме…
— В каком? В «Переломе»?
Отец А. – Да, он там один из главных персонажей, рассказывает о своей жизни, о том, как он нашел выход из того тупика, в который загнал себя. Там два главных рассказчика – молодых человека – Евгений Жерносенко и он. За этот фильм был получен диплом, вот он, в виде хлопушки, на международном московском кинофестивале «Детектив ФЕСТ» в номинации «Мир без наркотиков». И еще мы получили диплом на международном фестивале «Радонеж».
— «Перелом» — документальная картина, да?
Отец А. – Да.
— Я перевернула интернет, но не нашла его.
Отец А. — Он есть на сайте ФСКН России и есть на сайте собора Александра Невского, в рубрике «библиотеки» в разделе «документальные фильмы».
— Какого года фильм?
Отец А. – 2009-го. Фильм небольшой, двадцать минут.
Придя домой, я посмотрела фильм «Перелом» и рекомендую его посмотреть всем, кого интересует тема борьбы с наркоманией. Не с наркоманами, а с наркоманией. Какие замечательные коммуны (отец Александр, правда, не любит этого слова), в которых в прошлом зависимые люди ищут себя, живут в глуши, в деревне, ведут хозяйство, за скотом ходят, дом строят. Обретают вновь навыки настоящих мужчин, а главное, через общение, разговор, молитву, обретают вновь смысл жизни, понимают, что жизнь она большая-большая, и сделать в ней можно так много, а годы потраченные на наркотики ушли в никуда, в дыру. Фильм и суровый и простой и трогательный.
— Чем занимаетесь сейчас, Андрей?
Андрей – Я занимаюсь научной работой, учусь в Уральском Педагогическом Университете, пишу диссертацию.
— Почему в Уральском?
Андрей – Это единственный университет по всей России, где есть факультет Педагогика духовно-нравственного воспитания. Это непосредственно связано с нашей работой, которая, по сути, и есть духовно-нравственное воспитание. Профилактику зависимостей переоценить сложно. Есть данные, что в нашей области каждый день регистрируется новый зависимый. У нас отдел по профилактике негативных зависимостей, не только наркотической, но и игровой, алкогольной, табачной. Спектр зависимостей растет. Выявляются и новые наркотические зависимости.
Отец А. – Компьютерная зависимость, — тоже проблема большая.
— Да, я думаю основная. Компьютерная и телевизионная кома, в которую люди впадают… А когда был создан этот отдел?
Андрей – Профилактическую деятельность мы начали вести еще пять лет назад. Сначала был создан епархиальный реабилитационный центр. Он включает в себя шесть общин – пять мужских и одну женскую. А после мы стали заниматься профилактикой. О нас узнали, стали приглашать в ФСКН (Федеральная Служба по Контролю за Наркотиками), в другие организации, а потом уже и в школы, в высшие учебные заведения, колледжи для бесед с молодежью.
— То есть, отдел был создан прямо здесь – географически?
Отец А. — Да, здесь, в соборе Александра Невского по благословению Высокопреосвященнейшего Митрополита Тихона.
— И к вам сюда приходят?
Отец А. – Нет, если есть заинтересованность, нас приглашают, мы приходим -поговорить, поспорить по-не-соглашаться.
— Поставить вопрос.
Отец А. – Конечно, а ребята на него отвечают. Причем, более откровенно, нежели взрослые.
Андрей – И это лучше, чем когда молодежь сидит и слушает лекцию. Мы не лекции пришли читать. Нам важно, чтобы это была беседа с обратной связью. И ребята задают вопросы, интересуются. А не то что, пришли, прочитали и все.
— А они потом махнут рукой и скажут: «Ну ладно, меня это не касается»…
Андрей – Да. Я же пишу сейчас научную работу. По статистике, 35 процентов молодежи думает так: «Наркотики? Меня это не коснется никогда», эффект третьего лица. Все это где-то там, со мной это не случится. Вот поэтому, я считаю, что называние фильма очень удачное – «Меня это не касается».
— А кто автор названия? (ребята кивают на батюшку) Были другие варианты?
Отец А. – Да, было два варианта: «В погоне за смертью» или «Наперегонки со смертью», а потом подумал, что слишком заезженно…
— Пафосно…
Отец А. – Да, напоминает боевички какие-то. На самом деле, человек сам должен задать себе вопрос: касается меня это или нет. И никаких знаков в конце названия нет, ни восклицательного, ни вопросительного, каждый пусть сам поставит в конце этой фразы тот знак препинания, который он считает необходимым для себя лично.
— Ваш первый фильм, «Перелом», и отдел по профилактике были созданы в 2009 году…
Отец А. – Фильм, собственно, и снимался нашим коллективом как иллюстративный материал для работы по профилактике, потому что придти и «на пальчиках» сложно что-то рассказать. А посмотреть соответствующий материал, потом поговорить на эту тему – гораздо легче. Получается, предметный разговор.
— Это правда, легче начинать с какой-то конкретной истории. О чем, собственно, речь? Вот об этом… А как вообще лично вас, православного священника, настоятеля собора, коснулась тема наркотиков? Священник же может разными вещами заниматься…
Отец А. – Есть масса направлений, в которых православный священник может себя реализовать, и, слава Богу, что сейчас есть такая возможность. Но меня, пожалуй, мои ребята просто заставили этим заниматься. Нагрузок вполне достаточно, и кроме этой: есть направление миссионерской деятельности, работа по противодействию тоталитарным культам, которых тоже сейчас немало, и зависимость от них, практически равна зависимости от наркотиков.
— Вы имеете в виду сектантство?
Отец А. – Да, и методы вовлечения в эти культы такие же, как и у наркомафии. Есть у нас и паломнический отдел, организуются поездки на святую землю. Миссионерский отдел – это корабль-церковь «Святой Апостол Андрей Первозванный», это миссионерский поезд из восьми вагонов, ну, в этом хорошо помогает областная администрация, без нее мы бы не смогли потянуть полностью эти проекты. Есть и другие направления деятельности…
Однажды мы возвращались со Святой земли, паломническую группу возглавлял я, и ко мне подошел один из членов нашего братства – тут придется объяснить. В 1994 году мы создали при храме братство во имя святого благоверного князя Александра Невского, чтобы единым фронтом решать те многие проблемы, с которыми сталкивается каждый человек, каждый прихожанин. Чтобы прихожанин, выйдя за порог храма, не оставался один на один с этими проблемами. Создавали для поддержки, прежде всего, своих близких, а потом уже просветительской деятельностью начали заниматься. И вот, неравнодушные прихожане, прежде всего, это молодые люди, собираются вот в такую организацию, как братство, и в разных отделах, в разных направлениях реализуют те таланты, которыми наделил их Господь.
Так вот, когда мы возвращались со Святой земли, ко мне подошел Сергей Булышев и говорит: «Отец Александр, в некоторых епархиях православной церкви занимаются реабилитацией наркозависимых. Проблема эта очень страшная, ее надо решать, так почему бы нам не попытаться организовать это направление деятельности в нашем братстве?» Я посидел, подумал, и сказал, что мне будет очень тяжело этим заниматься – большая загруженность, но если ты готов взять на себя эту ответственность, и сам стать моим помощником в этом направлении, тогда я тоже готов начать работать.
— Сергей Булышев – он, значит, ваша поддержка и опора?
Отец А. – Да, с тех пор он возглавляет реабилитационный центр. Святейший Патриарх наградил его орденом Преподобного Сергия Радонежского, был он награжден В.П.Ивановым, директором ФСКН России, медалью за содействие, грамотой и другими высокими наградами.
— А я так поняла, что вы директор центра…
Отец А. – Он исполнительный директор, а я осуществляю общее руководство всеми отделами, вы ведь поняли уже, что у нас много направлений деятельности – Сергей – реабилитационным отделом заведует, а профилактическим – Андрей. Такое разделение есть, но ничто не мешает друг другу помогать, мы сотрудничаем.
Не секрет, что ребята, молодежь, создают себе, а точнее, создается в их сознании благодаря интернет пространству, благодаря мерзким фильмам такой жизненный идеал: оттянись со вкусом, бери от жизни все, кайфуй (в смысле побалуй себя наркотиками) — проблему раздули, раз-другой попробовать, ничего страшного не случится. Но это не так, конечно. А как переубедить их? Если приду я, не употреблявший наркотики, и расскажу что-то, этого будет мало, мне не поверят. Скажут: «Ну, ты, батюшка, конечно, говоришь тут, складно, но ты ведь сам не нюхал, не знаешь, это…».
— Работа у тебя такая.
Отец А. – Да, работа такая. А в профилактическом отделе работают люди, которые сами сидели на чем-то, а потом вылезли из наркотической ямы, прошли реабилитацию. Их рассказ – правда, и он влияет на слушателей больше нежели выступление рядового лектора.
Это не сравнить с тем, если придет парень и скажет: «Я десять лет на героине сидел. Вы не смотрите, что я так выгляжу крепко и прочее, нас 40 человек группа была, а осталось в живых только двое, и оба вылезли мы еле живыми инвалидами. Если перечислять те болезни, с которыми я выбрался из этой помойной ямы наркотической, то будет целый лист».
А ведь затяжка или укол, это еще не все в наше время. Сейчас есть такие препараты – синтетические наркотики – первая же доза может стать для тебя постоянной, зависимость формируется мгновенно. Особенно эта синтетика – соли и прочая мерзость, которую мы и в последнем фильме показали…
-Да, там героиня принимает какой-то порошок…
Отец А. – Вот. Это полностью разрушает мозг. То есть, если с героинщиками, после всех ломок и чисток, когда человек отказался от применения героина, еще можно достучаться до его сознания, то «солевики» практически безнадежны. Сейчас психиатрические больницы в городе забиты именно «солевиками».
Андрей – У них необратимые изменения происходят в мозгу.
Артур – Я могу дать вам цифры. Главный нарколог области мне дала такие данные: в 2010 году из всех людей, поступивших с токсическими психозами в психлечебницы, с наркотиками было связано только 2 процента. В 2011 году эта цифра выросла до 17 процентов за счет роста употребления этой новой синтетики, в 2012 году около 30 процентов, а за 6 месяцев 2013 года 34% от всех поступивших с психозами – наркозависимые от синтетических смесей.
— Почему они вообще поступают в психушку, а не в наркологический диспансер или клинику?
Отец А. – Это профиль психиатров. Вы же видели в фильме, девочка перегрызла себе вены, она тараканов из-под кожи выгрызала. И подобные пациенты, нередко так себя ведут.
Артур – Фильм основан на реальной истории.
Отец А. – В основном, им кажется, что у них под кожей ползают насекомые, и их нужно выковырять ножом или зубами. И это реальность, это не выдумка, не красивая метафора, это то, что есть на самом деле. Их и привязывают потому, что они себя грызут.
— Что же вы хотите сказать, у героини фильма «Меня это не касается», которая сидела на солях, и в финале привязана к больничной койке психиатрической лечебницы, нет надежды когда-то снова стать нормальным человеком? Что с ней будет?
Отец А. – А это неизвестно. Потому фильм так и кончается. Я никому еще об этом не говорил, но может быть, имеет смысл снять продолжение. Хотя бы для героя Юрия Беляева, отца героини – что он будет делать.
Артур – С этой девочкой неизвестно, что будет. Наркотики эти синтетические известны всего три года. Из Китая их везут. Нет еще статистических данных, наблюдений за процессом выздоровления этих людей, что с ними будет дальше. А денег на научные исследования не выделяется. Я беседовал с лучшими наркологами и психиатрами области: они и их сотрудники, конечно, видят, что происходит с пациентами, работают с ними, но никакой контрольной группы у них нет.
— Хорошо, но те, кто пробыл в клинике два года, те, кто поступил в 2010 году, они в каком состоянии сейчас находятся?
Артур – Вот у нас есть парень, с первой волны всей этой химии, спортсмен, велосипедист, чемпион России…
— Как, как он попал в это все???
Артур – Да так и попал, потому что нет примитивного психологического барьера. Героин – это страшно, иглы, все знают. Стигма такова: колешься, значит, наркоман, а если ты нюхаешь, то ты крутой. Ведь в фильмах они видят, люди нюхают кокаин, круто, а мы чем хуже? И вот нюхают эту гадость. Дают попробовать один другому – этот момент в фильме, когда одна студентка в аудитории ВУЗа дает другой попробовать – реальный случай.
Отец А. – Во многих школах можно найти наркотики и распространителей.
Артур – Возвращаясь к велосипедисту, у него была зависимость от солей, отсюда проблемы с головой, он вышел после реабилитации (около двух лет), вроде все у него было нормально, а потом начал опять употреблять, и в конце-концов, у него произошла атрофия лобовой части головного мозга. Он лежал долго в психушке, несколько месяцев, а сейчас в закрытом реабилитационном центре. Заново учился читать. Он навсегда останется инвалидом.
Андрей – То, чем мы занимаемся с отцом Александром в реабилитационном центре, мы видим судьбы этих людей. Вот Артур говорит, парень заново учился читать, а ведь он не дурак был, техникум закончил. В области профилактики очень важно идти в ногу со временем, знать, что происходит в молодежной среде.
Отец А. – Знать болевые точки, куда нажать и как создать мотивацию для отказа от этой пакости, когда человеку предлагают в первый раз. Чтобы он сказал: «Да зачем мне это надо?» Понимаете, страшилки ведь сейчас практически не работают, типа как «одна капля никотина убивает лошадь» или «один укол может привести к таким-то последствиям», да? Сейчас очень сложно напугать подростков, потому что они наполнены, как говорят, гедонистическим отношением к жизни, что, мол, «попробовать нужно все, а о смерти думать не стоит, все замечательно, и я знаю кучу людей, один нюхает, другой курит, и ничего с ними страшного не происходит».
— Но это всегда неправда.
Отец А. – Ну, естественно.
— Как в фильме, девушка говорит отцу: «У меня есть знакомый, пять лет сидел на героине, а потом захотел и бросил». Какая иллюзия…
Отец А. – Это слова из жизни, я слышал их от ребят, с которыми мы встречались в школах и ВУЗах. Мое личное мнение, наркомания – это заразная болезнь, я ее называю эффектом зомби, помните, один укусил другого, тот третьего и пошло по нарастающей. Каждый наркоман, он не сидит где-то потихоньку в углу и колется или нюхает, он обязательно вовлекает окружающих его друзей в этот процесс. В среднем, по некоторым данным, 10-15 человек он за период приема собственных препаратов вовлекает. Потому что когда у него заканчиваются деньги, есть возможность заработка – десять доз толкнул, десятая бесплатно твоя. У наркомана появляется мотивация подсадить кого-то, и, чем больше рынок сбыта, тем больше у тебя возможности приобрести. Это заразная болезнь. Каждый наркоман заразен, вот что страшно.
— И не отпугивает же людей перспектива ломки, мучений, всего это ада…
Отец А.— Нет, страшилки не всегда работают. Нужно создавать внутри человека духовно-нравственный стержень, который бы держал его, чтобы он сказал: «Да зачем мне это, я и так самодостаточный. Я и так наслаждаюсь жизнью, что ты мне суешь? Мне это не надо». И не из-за страха, а из-за личного убеждения, что это лишнее в его жизни. Нужно создавать мотивацию здорового образа жизни. Мотивацию радоваться жизни и без иллюзорных кайфов.
— И вы считаете, что православный путь может помочь человеку создать эту мотивацию?
Отец А. – Православный? Конечно. Я православный священник, и я вижу результаты работы с ребятами. Задача наших реабилитационных центров – создание духовно-нравственного стержня в человеке, чтобы, выйдя от нас, он не возвращался на прежний путь.
— А это возможно? Говорят, бывших наркоманов не бывает, что всегда может потянуть на старое…
Отец А. – Может, так вот в нем и нужно создать этот внутренний мир, который бы удерживал его от возвращения на прежний путь. Он будет до конца дней своих бороться с этим состоянием.
— С соблазном этим.
Отец А. – Конечно, вот Достоевский Федор Михайлович что говорил, «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей», а здесь еще одна ловушка, еще один капкан в лапах сатаны.
— Здесь и физиологическое и психологическое вместе…
Отец А. – Да, да, поэтому нужна опора в жизни, а что это? Это вера православная.
— То есть, корень этого стержня – есть вера, вера в Бога?
Отец А. – Только так. Ведь если Бога нет, то можно все, тот же Достоевский.
— Да, «Если Бога нет, то все позволено».
Отец А. – Если я живу один раз, а потом все, конец, темнота, то почему бы не оттянуться по полной, не взять от жизни все?
— Но есть ведь у вас, наверное, и не очень или совсем неверующие в Бога пациенты. Как с ними быть?
Отец А. – Мы работаем в двух направлениях – есть епархиальные реабилитационные центры, православные, где жизнь, практически, по монастырскому уставу, стараемся, конечно, так делать, и идут-то туда сознательно ребята, которые выбирают именно этот путь. Мы никого насильно не тащим туда, и перед тем, как принять кого-то, мы проводим беседу с родителями и с конкретным молодым человеком, спрашиваем, готов ли он к такой жизни, по таким правилам существовать, так что, если приходят, то приходят сознательно. Но если человек не готов так жить, очень важно это понять. Ведь группа, община из 6-7 человек, уже живет по этим правилам, и нельзя придти и начать ломать их, ведь и члены общины еще очень неустойчивы.
Для тех, кто к такой жизни не готов, у нас есть общественные организации, «Линия жизни», например. Там ребята православно ориентированы, но принимают всех. Там есть и мусульмане, и других вероисповеданий или просто атеисты. Если нет у тебя потребности идти в воскресенье на службу, пожалуйста, найдут тебе другое послушание. Трудись, занимайся общественно-полезным делом в этой общине, вот и все. Альтернатива есть. Нет такого, что если ты не православный, мы тебя отвергаем и борись со своей проблемой как хочешь.
— Но домой на каком-то начальном этапе никто из общин не ездит?
Отец А. – Нет, конечно, у нас реабилитационный процесс занимает год-полтора.
— Полтора года человек у вас живет?
Отец А. – Да, живет у нас, по уставу внутреннему, а потом есть период адаптации. Потому что сидел, например, человек лет 5 на героине. Он разучился жить в нормальном обществе, ведь все его мысли были направлены на одно: где найти дозу – любыми путями, в том числе, преступными. У нас большое количество ребят, которые сидели в «зонах» не по одному разу. И для того, чтобы просто вернуться после прохождения реабилитации, нужна поддержка. Человек сам не может, у него навыков коммуникации нет, навыка общения с нормальными, не наркозависимыми людьми. Поэтому есть период адаптации, адаптационный центр. Ребята живут на специальной квартире, уже общаются с близкими, ходят на работу, но еще где-то месяцев шесть поддерживают связь с общиной, поддерживают друг-друга.
— А женщины идут по той же программе?
Отец А. – Да, но с ними работать тяжелее. И зависимости у них тяжелее и вытащить их очень сложно.
Артур – Потому что они еще со-зависимы от своих мужчин – мужей или сожителей, которые могут находиться в стадии употребления, когда они пытаются выздороветь.
Отец А.— Есть такое понятие – со-зависимые. Это окружающие наркомана люди, близкие. Мы обязательно ведем работу с со-зависимыми. Каждую субботу к нам приходят близкие – родители, мужья, жены, с ними проводятся беседы, общаются они здесь. Это работа с со-зависимыми. Особая категория людей, и очень часто, к сожалению, именно эти со-зависимые способствуют деградации самого наркомана. Сначала, когда они узнают, жалеют зависимого, потом стесняются кому-то сказать, а время то упущено. Они становятся соучастниками его падения.
— Есть же книга такая – «Игры, в которые играют люди» Эрика Берна. Там, правда, про алкогольную зависимость говорится. Смысл в том, что человек никогда не становится алкоголиком в одиночку: всегда есть тот, кто пожалеет, тот, кто даст денег, кто-то будет его ругать, он – чувствовать себя виноватым и непонятым, оправдывая этим следующую пьянку…
Отец А. – Да, это и есть со-зависимые.
— То есть, получается, нельзя сказать «мой сын (муж, брат, сожитель, друг) пьет (или употребляет наркотики) и он один в этом виноват». Все окружающие его с ним повязаны…
Андрей – Да, Анна, и более того, скажу. Возвращается такой пациент из реабилитационного центра в ту же семью, поэтому очень важно вести с ними работу…
— Подготовить то место, куда он вернется.
Андрей – И если отношение к проблеме в семье не изменилось, то повторное падение человека вполне возможно.
Отец А. – Поэтому нужно менять сознание и поднимать духовно-нравственный уровень со-зависимых членов семьи наркомана точно также, как и его самого.
— Вы должны снять продолжение фильма, рассказать и об этом…
Отец А. – Меня съемки так измотали, вот с палочкой хожу. (священник и вправду сидел все это время с красивой изогнутой тростью)
— А я думала, это у вас ритуальная палочка, часть образа…
Отец А. — Да нет, я получил травму колена на съемках, разрыв мениска, поэтому я сейчас с палочкой хожу. Нет, я же не Роберт де Ниро в «Сердце Ангела» (смеётся).
Андрей – А так батюшка у нас бегает. Он и штангой профессионально занимается. И «реабилитанты» наши тоже спортом занимаются.
Отец А. – Обязательно, вот фотография на стене, в красных костюмах, это наша команда. Спорт – одна из составляющих реабилитационного процесса. И вот эти кубки, тоже не просто для украшения стоят. Это все, что мои бывшие наркозависимые получили. В городских соревнованиях.
Рассматриваю фотографии – спортсмены, здоровяки. Кубки красивые, грамоты, медали гроздьями. Невозможно поверить, что людей этих у смерти из пасти вынули и бежали, бежали они от нее долго, мучительно…
Андрей – Тут и батюшкины награды.
Отец А. – Я и сейчас готовлюсь к соревнованиям, вот 15 августа в Новосибирске пройдет Кубок Мира.
— По какому виду спорта?
Отец А. – По пауэрлифтингу. Готовлюсь к выступлению.
— Вот это да, потрясающе. Успехов вам! Спорт, наверное, очень помогает и в реабилитации…
Отец А. – Понимаете, все дело в досуге. Ведь у нас ежедневно – молитва и труд, труд – молитва. Но есть и время досуга. И если сказать им просто «идите отдыхайте, как хотите»…
— То они тут же и пойдут… за следующей дозой.
Отец А. – Совершенно верно, то есть, нам нужно заполнить этот досуг чем-то. Спортом – прекрасно, здоровая работа тела.
— Сколько у вас сюрпризов, талантов, которые с каким-то стандартным, каноническим образом священника ну никак не уживаются. Главным, впрочем, безусловно, остается ваша режиссерская карьера. Я знакома с вашим досье (спасибо моему всезнающему брату «гуглу») и знаю, что специального режиссерского образования у вас нет. Откуда знания? Что вы смотрите? На чем учитесь? Кто ваш учитель – кто-то же должен быть…
Отец А. – Вы справедливо заметили, я не имею режиссерского образования, не учился во ВГИКе.
— Жалеете?
Отец А. – Я не жалею, но мне тяжелее снимать, работать в кино. Потому что знай я то, чему учат в институте, я бы не метался так судорожно и не изобретал бы велосипед. Но мой друг, актер Юрий Беляев, сказал мне:
«А может, и хорошо, в данном случае, что ты не учился? Может, тебе это бы помешало в чем-то. А то, что ты нашел, оно только твое, то, что ты сам нашел и изложил в твоей киноверсии.
Что смотрю, на чем учусь? Прежде всего, старое советское кино мне очень нравится, я пересмотрел, когда готовился к съемкам фильма, большое количество кинолент известных мэтров кино советского периода, учился у них, как снимать, как ставить кадр, какие планы можно брать, крупные, средние, общие, то есть, построение общее кадра, манера работы актеров, манера работы оператора. Кроме того, два назад я в Москве года купил хорошую толстую подборку, коллекционное издание «оскароносных» фильмов тридцатых — сороковых-пятидесятых годов. Режиссеров Уильяма Уайлера, Дона Сигела, Девида Лина, Альфреда Хичкока, Джона Форда, Майкла Кертиса, Сидни Люмета. Работы замечательных актеров. И я их все пересмотрел, а ведь это и Грегори Пек и Клинт Иствуд, Ллойд Бриджес, Юл Бриннер прошедшие школу актерского мастерства Михаила Чехова. — который в свое время играл Хлестакова в знаменитой постановке «Ревизора», режиссерами которой были К. Станиславский и Немирович-Данченко…
Отец А. — Да, да, это, скажем так, русский вклад в копилку голливудских киноработ. Великая русская актерская школа. Кстати, в фильме «Завороженный» он [Чехов] сам и играет с Грегори Пеком. Мне было интересно смотреть эти старые настоящие фильмы, где не мелькает компьютерная графика, не давят спецэффекты, а где действительно показана работа актера, показан человек, его внутренний мир.
— Священник-режиссер звучит как оксюморон. Насколько вам комфортно в этих двух ипостасях?
Отец А. – Слово «комфортно» как-то не вяжется…
— Насколько они вам нужны?
Отец А. – Для меня кино – это площадка для проповеди. И то, что в ВУЗе или в школе я могу сказать пятидесяти или ста, максимум тремстам слушателям, то здесь я могу получить многотысячную, или миллионную аудиторию, если фильм выйдет на большой экран или будет показан по телевидению. Это расширяет мою аудиторию. Нам есть что сказать: ребята, берегите себя, берегите своих детей. Одним образованием, которое родители дают своим детям, тут не обойтись. Тут нужно воспитание. Без воспитания, без участия родителей в росте, в духовно-нравственном росте своего ребенка, происходит то, что показано в фильме. Не в ста процентах случаев, но в большинстве случаев – да. Не наркотики, так алкоголь, не алкоголь, так распутство, или еще что-нибудь.
Давайте вернемся вновь к тому, что такое зависимость. Зависимым можно быть не только от наркотиков, курева или компьютеров. Можно быть зависимым от комфорта, от еды, когда человек ест и не может от остановиться, от шопинга, это тоже ведь болезнь уже. Все есть у человека, а все хочет покупать, покупать, и это тоже зависимость, и он от этого страдает, и ценности жизни для него меняется. Занимается какой-то суетой, тем, что не стоит души и жизни человеческой.
— Не стоит, безусловно. А как вам – обращаюсь сейчас ко всем троим – как вам кажется, что в судьбе главной героини должно было сложиться по-другому, чтобы когда ее подруга предложила ей попробовать понюхать порошок, она не согласилась, а сказала бы: «Да пошла ты, мне и так хорошо»?
Андрей – Мы как раз только что пересматривали этот момент. Она в этой же сцене говорит «Отец с головой ушел в свои публикации, мать делает карьеру». Ей никто не занимался. Опять же, вернусь к статистическим исследованиям, 15 минут в день родители посвящают своим детям. Это о чем говорит? О том, что общение это поверхностное. Когда я прихожу, спрашиваю: «Ну, как дела? Что, все нормально? Уроки выучил? Молодец. Ну, все, давай, у меня дела». Или интернет, или работа, зарабатывание денег. У меня самого трое детей, ждем четвертого, поэтому я знаю не понаслышке, как это легко отмахнуться от ребенка – у тебя все нормально? Иди, а я займусь ремонтом, делами, еще чем-то… Поэтому, я считаю, очень грамотно было показано в фильме, что мама занята собой, папа собой, а она предоставлена самой себе… А сама по себе что она может?
Информация к размышлению
Как утверждает отец Александр, большинство пациентов реабилитационного центра – молодежь из хороших семей – дети депутатов, видных ученых, успешных, небедных или просто богатых, интеллигентных людей с хорошими связями. Есть чемпионы России по разным видам спорта, есть чемпион мира по Тайскому боксу. Казалось бы, чего им не хватало? Золотая молодежь. Про таких пословица говорит, родился с серебряной ложечкой во рту. Но ложечку эту они почему-то выплевывают, а кто и дозу на ней готовит. Родители их узнают о зависимости детей последними, хватаются за валидол, напрягают связи, ищут клиники. Но факт остается фактом – что-то в их коммуникации с детьми было не так, чего-то главного их дети недополучили, и доверительной связи с родителями у них не было. И когда они попали в беду, к родителям не пошли.
— Кроме того, мы понимаем, что родители ее в разводе, она у папы в гостях. И папа, как потом оказывается, ее очень любит…
Отец А.— Изначально в тексте была фраза «Родители в разводе», но было несколько дублей, и самый лучший получился тот, где актриса не произнесла эти слова, и их было уже никак не вставить на монтаже. Но вот вы поняли, значит, ситуация угадывается. Это хорошо, значит, ситуация построена так, что зритель приходит к этому самостоятельно.
-Но мы чувствуем, что и отец ее любит, и она отца. Она и посуду в его доме моет, слушает его, обнимает. Отношения у них хорошие, но не доверительные, открыться ему она не может.
Отец А. – Да, у нее свой мир, у него свой. Для нее его слова «дун-дун, дун-дун», «все жизни учит».
-Так когда же с ребенком об этом говорить? Не с шести же лет ему про наркотики рассказывать?
Отец А. – Необязательно говорить об этом, нужно говорить о главных в жизни вещах, и они будут для него важнее, чем просто разговор о вреде наркотиков, потому что есть более важные вещи и он, с помощью родителей, сделает выбор в пользу жизни без наркотиков. Я не знаю, нужно ли говорить настойчиво: знаешь, сынок (или дочка), вот есть такая штука, наркотики, смотри не принимай.
-Вы так не говорили своим детям?
Отец А. – Моя дочь… Она же тоже снималась в «Меня это не касается».
— Я заметила в титрах имя «Анастасия Новопашина» и хотела еще вас спросить, уж не дочка ли…
Отец А. – Да, дочка, она играет ту девушку, которая появляется в начале фильма, которую потом откачивают и она умирает от передозировки.
— Как же она на такую роль согласилась? Точнее, как же вы решились своего ребенка в такой роли снимать?
Отец А. – Я очень жестокий режиссер, надо сказать.
— Она сама попросилась или вы ей предложили сыграть?
Отец А. – Она хотела другую роль, но я сказал, что если хочешь играть, играй вот это, и все.
— Сколько у вас детей?
Отец А. – Двое. И два внука.
— Сын, Кирилл, выступил в роли оператора фильма, да?
Отец А. – Да, он был оператором-постановщиком, в эпизоде одном снялся в роли следователя, ну и мы с ним вместе монтировали. Но у него уже был опыт работы оператором, он поработал на телевидении… А по поводу Насти, ей сейчас 17 лет. Но с ней не было необходимости говорить о вреде наркотиков. Последние десять лет она вместе со мной общается с ребятами-наркозависимыми. И что с ними происходит, что с ними было, она это все видела, ей об этом говорить не надо. Она прекрасно знает, во что превращается человек, если принимает наркотики. Всех их она видела в том состоянии, в котором они появлялись у нас: без зубов, зеленые, желтые, скелеты, которые ничего не соображают.
-А вы не боялись показывать девочке такое?
Отец А. – Нет, урок жизни для нее был прекрасный.
— Жена ваша не была против, чтобы она общалась с наркоманами?
Отец А. – Жена была против, чтобы она снималась в этой роли. Говорит, я и на премьеру не пойду, не хочу видеть дочь в таком состоянии. Она даже фильма полностью не видела до премьеры.
— Но пришла потом все-таки?
Отец А. – Да, конечно, и мама и папа мои были, им за 80 лет, но они тоже пришли посмотреть и поддержать.
— Фильм весь снят в Новосибирске, узнаются улицы, здания. Ну, это бесплатная съемочная площадка, в то время, как офисы и клубы вам тоже, я знаю, бесплатно предоставляли, а палата в психушке?
Отец А. – В настоящей психушке снимали, за стенкой резаные-колотые пациентки лежали настоящие.
— То есть, актрисе в роль было войти не сложно.
Отец А. – Я думаю, сложно, но полежала несколько часов крепко привязанной к кровати, и стало легче.
Батюшка показывает мне на компьютере рабочие моменты съемок. Все, кто задействован в них, заражены веселой энергией отца Александра, его юмором, любовью к жизненной правде. Отсутствие профессионализма возмещается близостью актеров к своим персонажам. Бывшие наркозависимые играют самих себя: «Марсианин», хлебнувший зеленого зелья и ставший на самом деле зеленым, который отрывается в клубе, персонажи притона, незадолго до того бывшими такими и без грима, да и сам притон, прикрытый ФСКН прямо перед началом съемок и предстающий в фильме во всей своей красе, точнее, во всем своем неприкрытом безобразии. Тут и смех и слезы, как в жизни. Кстати, когда один депутат попросил у батюшки роль, режиссер согласился и дал ему роль наркодиллера.
Отец А. – Если посчитать, то в фильме снялось всего пять профессиональных актеров, а все остальные играли самих себя. В притоне ничего не меняли, только полы помыли. Я после съемок всю одежду свою перестирал, потому что там даже воздух был какой-то липкий, ужасный.
— Вы в рясе снимали?
Отец А. – Нет, в светском, конечно, иначе невозможно. А вот, смотрите, [на экран] на одном из посетителей притона футболка, а на ней написано «Я люблю тебя, жизнь!» (все смеемся).
— Много смеялись на съемочной площадке?
Отец А. – Не без этого. Фильм достаточно тяжелый…
— Разрядиться-то надо.
Отец А. – Да, и шутки были.
— А как вот, человек, который прошел через весь этот ад, он может потом смеяться над этим?
Андрей – Ну, человек же восстанавливается. Шутить надо, с пониманием относиться. Если ты будешь все время напряженный и загруженный, ничего хорошего не выйдет. И пошутить иногда надо.
Отец А. – А вот сцена, как наркодилеров берут. Стрельба, слышите, эхо? В центре города снимали.
— Они на самом деле из наркоконтроля?
Отец А. – Да, спецназ настоящий.
Смотрим сцену, там спецназ с автоматами, стрельба слышна, и смех, потом крик: «Услышал выстрелы и забыл упасть».
Отец А. – Там сцена не шла, пока репетировали человек, в которого стреляли, а он отстреливался, все время улыбался. Я ему говорю, мол, хватит улыбаться-то. Ты бежишь, ты в ужасе, в тебя в упор стреляют, а у тебя лицо веселое. Мучился я с ним, мучился, а тут как раз патроны холостые подвезли. Я подошел к нему и говорю: «Знаешь, сказали, холостых нет, стрелять будут боевыми, но ты не бойся, они постараются поверх головы». Ну и все, когда выстрелили, испуг то был, а упасть он забыл. Пришлось второй дубль снимать. Издержки кинопроизводства. Такая вот находка режиссера, чтобы добиться правды.
— Вы, как Станиславский, все кричали «не верю!», а тут поверили, но человек не упал.
Отец А.— Тут еще вот в чем дело. Я уже девять лет и гость, и духовник кинофестиваля «Киношок».
— Что вы там делаете? Зачем кинофестивалю духовник?
Отец А. – Я отвечаю на духовные, нравственные вопросы, которые в изобилии находятся у людей, приезжающих туда. Им все «некогда» зайти в храм, мимо которого они проходят. А тут батюшка рядом, и всегда есть о чем поговорить. Поэтому я чувствую свою востребованность там.
— Неужели, на вручении «Оскара» тоже есть священник? Не думаю…
Отец А. – Не знаю, но когда Никита Сергеевич Михалков был на «Киношоке», Виктор Мережко говорит ему: «А вот батюшка наш», он говорит: «Ой, а у меня- то нету» — на «Золотом Орле», имеется в виду. С сожалением таким сказал. Но суть в том, что я тоже общаюсь с ними [с киношниками], задаю вопросы о работе над фильмами, такой для меня обучающий получается семинар раз в год. Поэтому, как ставить и какие бывают случаи на площадке, я это все слышу. Какие бывают находки у режиссеров, чтобы добиться от актеров более реалистичной игры. И зная, какие еще более невероятные вещи режиссеры применяют, чтобы глаза у актера испуганные были, решился я на этот шаг.
— И все-таки, история трагическая. Последняя сцена фильма, когда отец героини Вероники Долгодушевой видит свою дочь привязанной к кровати, без сознания, в бинтах, когда вдруг до него доходит, насколько лично его касается эта проблема, которую он отвлеченно исследовал для своей книги, эта сцена поражает своим трагизмом. Я плакала и видела, что многие плакали.
Отец А. — Вы знаете, вызвать у современного зрителя слезы, тяжело. Он привык видеть экран с размазанными по асфальту внутренностями, реками крови, это так часто мелькает, даже в новостях, не в художественном кино. Так назойливо нам это показывают, приучают современного обывателя, к тому, что это буднично все. И человек черствеет сердцем. И разбудить в нем чувство щемящего сердца, сделать так, чтобы человек заплакал, я думаю, очень сложно современному режиссеру. И я видел, я ведь тоже в зале сидел, что многие плакали, значит еще не все потеряно, значит, люди еще способны сопереживать, а это уже много значит. Значит, люди неравнодушны.
Постскриптум.
В конце интервью я спросила отца Александра о том, имеет ли смысл давать статистические данные по работе реабилитационного центра. Он ответил, что нет. Наркозависимость дело коварное – кто-то сорвался снова, кто-то выдержал, вылез. Не нужно себя обманывать, вылезти совсем, навсегда, очень и очень непросто. Но, как сказали батюшке его коллеги – занимающиеся реабилитацией наркоманов в Польше, главное, что пока человек в реабилитационном центре, он ничего не принимает, это начало его чистой жизни, и, самое главное, что оно положено. Чем заполнит он этот чистый лист — его личный выбор. Свобода выбора дорого стоит.
Анна Васильчик,
для журнала Нарконет